Флореалии.

В Рим свозили зверей для Флореалий. Бывало, что в больших клетках за Старым Цирком метались за тяжелыми решетками полосатые тигры из нижней Месопотамии, ревели гривастые львы, бились рогами о металл в бессильной злобе тяжелые фракийские быки, но Флореалии,- не игры в честь кровожадного Марса или грозного Юпитера,- на арене должны были показаться легконогие лани, большеглазые оленухи и даже длиноухие зайцы. Да и сражаться с ними будут не осужденные преступники или привычные к оружию гладиаторы, а девицы легкого поведения, в тонких, ажурных, скорее похожих на украшения, чем на воинское убранство, доспехах. За день до игр на Марсово Поле пришел сам всемогущий Диктатор Рима, Спаситель Отечества, Любимец Фортуны Луций Корнелий Сулла, в сопровождении своих двадцати четырех ликторов  преторианской охраны.

Диктатор обернул свое мертвенно-бледное, покрытое багровыми прыщами и гнойными ранами лицо к семенящему за ним сенатору:

-Ну, как тебе Маммий, зверюшки?

-Замечательные звери, Луций Корнелий! И как много! Думаю еще никогда Рим не видел на арене столько животных во время Флореалий!

-Это еще не все! Завтра самниты пригонят три сотни коз. Кроме того я решил выпустить на арену когорту поросят. Представляешь, сколько будет визга?

-О да, визга и крови!

-Это хорошо! Рим любит кровь!- хихикнул Сулла, и тут же, побледнел еще больше: усмешка, потревожив струпья на чуть присохших язвах отдалась резкой болью.

Диктатор протянул руку и тут же, подскочивший Сервилий Поркус вложил в нее флягу с крепким вином. Сулла привычным жестом поднес ее ко рту, сделал несколько жадных глотков.

Из шиповниковой поросли за всем этим наблюдали внимательные собачьи глаза. Люпус понимал, что сейчас, когда вокруг столько вооруженных людей, ему не напасть на Врага, но еще он увидел, как ненавистный ему человек, осмелившийся поднять руку на Хозяина, прислуживает другому двуногому, наверное своему Вожаку. «Вожак твоего Врага,- твой Враг»,- это Люпус знал точно. Не важно откуда,- знал, и с этой минуты у него стало на одного Врага больше. Пес отступил глубже в заросли,- пусть не сегодня, но он еще встретится с убийцей, и с этим бледным, пропахшим гнилью тоже.

Ночью Черный Пес подошел к загонам. Из-за заборчика вкусно пахло зайчатиной. Люпус легко перескочил через изгородь и бросился на добычу. Будь он гончаком,- не остановился бы, пока не передавил бы всех косоглазых, но альпийцы,- не охотники, и поэтому, задушив зайчишку пожирнее Люпус не стал гонятся за остальными, а не торопясь, приступил к трапезе.

Наутро весь Рим облетело странная новость,- зайцы, собранные в загоне растерзали одного из своих товарищей. Некоторые сомневались:

-Ерунда все это,- разве зайцы,- хищники! Слухи!

Но были и такие, которые сами видели окровавленные остатки шкурки. В конце концов, большинство пришло к выводу, что это ни что иное, как знамение Богов. Причем нехорошее. Авгуры, правда уверяли, что священные петухи клюют просо с отменным аппетитом, а над Форумом с правой стороны кружили два коршуна, что бесспорно является хорошей приметой, но на сердце у Диктатора все равно было неспокойно. Спаситель Отечества вовсе не был уверен, что примета, благоприятная для Рима обязательно будет такой же и для Корнелия Суллы.

Несмотря на волнения Флореарии прошли хорошо. Хватило всего,- и визга и крови, и вина, и хлеба на угощениях, которые Диктатор и Сенат организовали для малоимущих, а мимы, выступавшие на арене Боьшого Цирка после боев, были просто великолепны. Все в городе единодушно признавали,- Флора должна быть довольна праздником, который устроили в честь Весенней Богини римляне, одна только старая еврейка, жившая недалеко от Жертвенника Геркулеса, в развалинах старого храма неведомому богу, рассказывала, будто видела, как аккурат в праздничную полночь Черный Пес на Терпейской Скале хохотал, оборотившись мордой к Форуму, но ее никто не слушал:

-Мало ли что наплетет сумашедшая старуха, не почитающая наших богов!

-А если и так,- смех,- не вой, не может он предвещать ничего худого!

Но старуха только качала головой, так, что в конце концов во многих головах зародилось сомнение,- ведьма, конечно, безумна, но в предсказаниях своих обычно не ошибается.

Через неделю после Игр у Принципалов, наконец, дошли руки и до нового культа Черного Пса. Посланец Сената, всадник Сервилий Поркус, явился в дом Агрика Септимия на заре.

-Ну что, мошенник, когда твоя дочка собирается потащить собранное у соседей в пещеру?

Раньше Агрик наверное вытерпел бы подобную заносчивость молодого претора, но сейчас, когда его коснулось то уважение, и даже почитание, которым все соседи окружили его красавицу дочку,- избранницу Пса-Призрака, старик уже не мог смолчать:

-Я,- не мшенник, Сервилий, и никто из Септимиев никогда им не был. И прислугой, кстати, тоже!

Поркус вспыхнул. Он вообще не любил, когда кто-либо издевался над его родовым именем: «Сервилий»- «потомок слуги».

-Держал бы ты, Агрик язык за зубами! Запомни, если я прийду к выводу, что все эти байки насчет Пса,- только жульничество, ты со своей шлюхой ответишь за святотатство перед судом!

-Смотри, как бы тебе самому не пришлось ответить за дерзость и грубость! Черный Пес не любит наглецов, и в суд обращатся не станет

Всадник осекся. Действительно, а вдруг этот рыжий огородник не врет? Не хотелось бы оказаться в «проскрипционных списках» пусть даже самого завалящего Божества.

-Ладно, посмотрим… Да ты не сердись, я на тебя не зол.

-Да что я, ты гляди, чтобы на тебя Пес не гневался!

Из соседней комнаты вышла Пульхерия, с корзинкой в руках. На высокой, белой шее красавицы поблескивало драгоценное украшение. Поркус поневоле залюбовался девушкой,- надо же, простая крестьянка, а какая красавица!

-А это откуда?- толстый красный палец преторианца ткнул в сверкающие самоцветы.

Девушка отшатнулась:

-Это,- дар Пса.

-Почему не сообщили в Преторию и Коллегию Жрецов?

Девушка гордо вскинула голову:

-А при чем тут преторы? Я надеваю это украшение, только когда возношу жертву, Божеству, которым оно принесено. Это касается только Пса и меня, его служительницы!

Всадник почувствовал, что у него на лбу выступили капли пота,- перед ним и впрямь стояла не смазливая крестьяночка, с совершенно неподходящим ей, по восточному пышным, украшением на шее, а самая настоящая Великая Жрица Великого Божества.

Узкая тропинка вела между пышных зарослей дикой моркови, вдаль от домов, к почти отвесной скале. Поркус шел вслед за Пульхерией и недоумевал,- что это на него вдруг напало, с какой стати он, всадник, весьма состоятельный человек, вдруг засмущался перед этой простушкой, которая всю жизнь копалась в земле и навозе, пока не повстречала в поле Большого Пса. Ха,- «Крестьянка повстречала в поле Пса»,- звучит как начало какой-нибудь песенки из непристойной комедии. Пса! Разве сука выкормила Ромула и Рема, основателей Рима!

Возле скалы девушка остановилась.

-Прости, Сервиллий Поркус, но дальше тебе нельзя.

-Почему?

-Вон там, за кустами, под скальным навесом,- вход в пещерку, где я оставляю свою жертву. Я всегда делаю это сама.

-А сегодня, ты сделаешь это со мной. Я посланец Претории и Коллегии.

-Все равно, посторонним туда нельзя!

-Это тебе Пес так сказал?

-Нет, но я это чувствую!

-Плевать мне на то, что ты чувствуешь. Я должен видеть все, чтобы быть уверенным, что это не ты жрешь всю снедь, собранную у соседей.

И Сервилий сделал шаг по направлению к пещерке. Потом еще три шага, и еще два,- последних в своей жизни.

Hosted by uCoz